freeze-blame

Люди не очень хорошо предсказывают, как они поведут себя в той или иной ситуации. Честно говоря, мы просто невероятно плохи в таких предсказаниях. И это одна из причин, осложняющих наше отношение к изнасилованиям и другому сексуальному насилию.

«В спокойном состоянии, когда мы не находимся в опасности, мы можем рассуждать рационально и неторопливо, но мы не можем себе представить, как мы поведем себя в критическом состоянии — в ситуациях, требующих сильнейшего напряжения и затрат энергии», — объясняет профессор Пол Долан, поведенческий психолог Лондонской школы экономики, Великобритания.

«Большинству нравится думать, что в случае нападения они будут активно сопротивляться», — отвечает он на вопрос о том, как это относится к изнасилованиям или другому сексуальному насилию. Именно поэтому вы так часто слышите этот банальный и бессмысленный вопрос: «Почему она не сопротивлялась?»

«Мы рассуждаем так: я бы точно сопротивлялась в такой же ситуации, так почему она не сопротивлялась? Мы свято верим в то, что наша воображаемая реакция обязательно соответствует реальности, и нас крайне сложно переубедить. Какие угодно доказательства не могут поколебать эту уверенность», — добавляет он.

И это поддерживает один из главных мифов об изнасилованиях — если жертва не оказывает сопротивления или не пытается «просто убежать», то это равносильно согласию. Этот миф все еще силен как никогда, и адвокаты насильников продолжают успешно использовать его как аргумент в суде.

В этот миф продолжают верить несмотря на данные многочисленных научных исследований, которые безоговорочно его опровергают. Именно это делает его таким простым инструментом для манипуляции присяжными и судьями. И так продолжается уже не одно столетие.

Древние греки и римляне рассказывали мифы о женщинах, которые умолили богов превратить их в птиц или деревья, лишь бы не стать «опороченной» женщиной после насилия. Например, когда Филомелу изнасиловал Терей, ее превратили в соловья.

Позднее часто встречались легенды об отважных женщинах, которые сопротивлялись насильникам и погибли от полученных травм. Некоторые из них признавались святыми. Уже в двадцатом веке двенадцатилетняя девочка по имени Мария Горетти, которая заявила, что лучше умрет, чем уступит насильнику, и погибла от 14 ударов ножом, была канонизирована как католическая святая.

В Викторианскую эпоху изнасилование считалось худшей судьбой, чем смерть. Женщины, которые были обязаны хранить «девственность» до свадьбы, становились изгоями после изнасилования. Если дела об изнасилованиях и доходили до суда, насильник мог рассчитывать на анонимность до «доказательства» вины, которое почти полностью зависело от гендерных стереотипов.

К таким стереотипам относилось представление о том, что женщины по определению часто лгут и не заслуживают большого доверия. Жертвам приходилось рассказывать о пережитом насилии в детальных подробностях перед очень скептически настроенными незнакомыми мужчинами. Женщин на таких судебных заседаниях не было — ведь леди нельзя слушать столь «грязные» речи.

К сожалению, система правосудия с тех пор очень мало изменилась.

Древний миф не так давно активно продвигался адвокатами Харви Вайнштейна. Они прямо спрашивали пострадавших, почему те не пытались сбежать из гостиничного номера Вайнштейна. Они даже намекали, что если они вошли в номер теперь уже осужденного насильника, они каким-то образом давали согласие на нападение.

И это далеко не самый худший пример. В Великобритании судья по семейным делам Шеффилда не так давно вызвал массовое возмущение, когда оказалось, что на двух процессах он постановил, что жертвы не были изнасилованы, потому что они не предприняли «никаких физических шагов», чтобы остановить нападавшего. По счастью, судья Робин Толсон столкнулся с требованиями подать в отставку от других судей, активисток и парламентариев, а по этим делам были начаты новые судебные процессы.

Но существует множество изнасилований, которые не привлекают никакого внимания СМИ. Более того, из них лишь пугающе крошечное меньшинство вообще доходят до суда — около 1,7% из открытых дел о сексуальном насилии. А вероятность обвинительного приговора по таким делам низка как никогда. И тот же самый аргумент снова и снова используется для дискредитации свидетельств пострадавших и оправдания сексуального насилия.

Эми (не настоящее имя) 28 лет. Когда она была школьницей, учитель запер ее в классе и изнасиловал.

«Я была девочкой, которая говорила: «Если мужчина попытается сделать это со мной, я ему вдарю по самому больному и убегу», — рассказывает она. — Но в реальной ситуации вас с большой вероятностью парализует страх, и вы почувствуете себя беспомощной. Я была в таком шоке, что он может делать что-то подобное со мной, что оцепенела».

То, что описывает Эми — это, возможно, наиболее распространенная реакция на изнасилование.

«Многие слышали, что в стрессовой ситуации люди переходят в автоматический режим «бежать или сражаться». Но они ничего не знают о другой, не менее вероятной автоматической реакции на опасность — «замереть», — объясняет психотерапевт Ноель Макдермотт, который специализируется на лечении людей, переживших травматичные ситуации. — Так что в реальности правильнее говорить о реакциях «бежать, сражаться, замереть» в ситуациях острого стресса».

«Все три реакции контролируются частью лимбической системы мозга, которая называется миндалина, — добавляет он. — Эта часть мозга выбирает стратегию независимо от нашего сознания. Она буквально захватывает высшие функции мозга, которые касаются принятия решений, памяти, движений и многих других».

Реакция «замереть», продолжает он, возникла в ходе эволюции как механизм нашего выживания. Во-первых, замершая добыча становится невидимой для многих хищников, которые в первую очередь реагируют на движения, а не на форму или цвет. Во-вторых, хищник может оставить «похожую на мертвую» добычу, поскольку многие виды хищников не едят падаль.

«Насильник — это не лев, но миндалина действует не в соответствии с нашими осознанными мыслями. Она принимает решения в зависимости от уровня гормонов стресса, — продолжает Ноель. — Достаточно высокий уровень гормонов стресса активирует миндалину. И это запускает механизм, который начинает доминировать над сознательным управлением нашим мозгом».

При изнасиловании «замереть» — это гораздо более распространенная реакция, чем «бежать» или «сражаться».

Огромное количество научных статей, исследований и экспертов поддерживают объяснение Ноэля о реакции «замереть». Даже Королевская прокуратура Великобритании упоминает об этом в своем официальном руководстве для судей и прокуроров по делам об изнасилованиях.

Однако в случае Эми это никак не помешало задавать такие вопросы в зале суда. И это не гарантия, что судьи и прокуроры будут протестовать против озвучивания такого мифа, не говоря уже о том, чтобы заранее объяснить его присяжным.

«Нападение было снято на камеру видеонаблюдения. На видео было видно, как он запирает меня в классе, — рассказывает Эми. — Также на видео было видно, как он пытается положить деньги в карман моей юбки, чтобы я ничего не рассказала».

«Защита спрашивала, почему я не попыталась открыть дверь изнутри и убежать. Но это не то, о чем ты думаешь в такой ситуации, я была в панике. Эти вопросы заставляли меня чувствовать злость, унижение и стыд — как будто я могла это предотвратить».

Несмотря на доказательства на видео, эти вопросы повлияли на присяжных, и преступник, изнасиловавший Эми, был признан полностью невиновным.

Мы поговорили с женщиной, которая более десяти лет работает в Кризисном центре помощи пострадавшим от изнасилований Северного Лондона. Одна из ее обязанностей — сопровождение пострадавших от сексуального насилия в суде. По ее просьбе она сохраняет анонимность, чтобы защитить пострадавших, о чьих случаях она упоминает в интервью.

«В одном из дел по сексуальному насилию над детьми со стороны взрослых одна из моих клиенток была в абсолютном шоке, когда защита спросила ее, почему она не закрыла дверь своей комнаты и не забаррикадировалась там от взрослого насильника, — рассказывает она. — Эта клиентка много лет проходила психотерапию, пытаясь преодолеть сложные проблемы, связанные с этим опытом, потому что после насилия ты очень часто сама задаешься теми же вопросами».

«В другом процессе у меня была клиентка, которая подвергалась насилию с 8 до 12 лет. Ее спрашивали, почему она не кричала и не звала на помощь. Когда она сказала, что ей было слишком страшно, и она оцепенела, защита заявила, что иногда она дралась в школе, так почему же она не защищалась в этом случае?»

«Одна моя коллега поддерживала женщину, в случае которой были токсикологические доказательства того, что ей подмешали наркотик без ее ведома, из-за чего она не могла сопротивляться и не помнила, что с ней произошло. Было получено видео с камер наблюдения, на котором видно, как ее затаскивают в машину, а она пытается вырваться, но не может из-за действия наркотика. И даже ее спрашивали, почему она не сопротивлялась».

Типичные последствия для пострадавших, чьи слова ставятся таким образом под сомнение — это стыд и повторная травматизация. Это значительно затрудняет их восстановление и причиняет непосредственный психологический ущерб.

«Сами жертвы могут чувствовать, что они должны были что-то сделать, если у них была реакция замирания. Кроме того, общество говорит им, что они были обязаны сделать больше, — объясняет Макдермотт. — Это вызывает огромный стыд, а стыд всегда блокирует психотерапевтический процесс».

«Одна из важнейших задач любого психотерапевта, который занимается лечением травмы — это нормализовать прошлые реакции для пациентки, помочь ей понять, почему она так реагировала, и что именно с ней произошло. Это помогает уменьшить чувство стыда. Как только вы уменьшили стыд, вы можете начать заниматься лечением самой травмы».

Несмотря на огромный вред, который это причиняет пострадавшим, подобный миф об изнасилованиях продолжается использоваться как стратегия защиты преступников. Как сказала говорившая с нами консультантка, даже после принятия руководства для судей, «никто это не останавливает, никто не подвергает эти вопросы сомнениям».

«Этот вопрос в принципе больше нельзя задавать [в суде Великобритании]. Но в каждом процессе, на котором я присутствовала, ни судья, ни прокурор ничего не говорили, когда его слышали».

В 2017 году ученые Смит и Скиннер опубликовали исследование по использованию мифов об изнасилованиях в суде по данным непосредственного наблюдения за судебными процессами. Они обнаружили, что мифы об изнасилованиях регулярно используются на суде, более того, их «релевантность» активно поддерживается с помощью «акцента на несостыковках, дихотомии полностью надежный/полностью ненадежный свидетель, и домыслов о «рациональном» поведении, как «нормальном» способе вести себя в любой ситуации».

Почему же эти мифы не оспариваются? Директорка общественной организации Центр правосудия для женщин и юристка Харриет Уистрич считает, что проблема в том, как сама прокуратура принимает решения и воспринимает реакции присяжных. Решение в том, чтобы обязать прокуроров объяснять присяжным мифы об изнасилованиях.

Не так давно было объявлено о планах британского правительства внести поправку в закон о домашнем насилии, напрямую запретив линию защиты «это был просто жесткий секс». Возможно, стоит принять аналогичный закон, запретив задавать вопрос о том, «почему она не сопротивлялась»?

Уистрич считает, что это не решит проблему полностью. Ранее был принят закон о том, что сексуальное прошлое пострадавших нельзя использовать как доказательства в суде, но связанные с этим мифы все равно могут «просачиваться» на судебных процессах. Скорее это вопрос о создании более эффективной системы прокуратуры, которая будет больше сосредоточена на защите пострадавших и борьбе с подобным отношением к ним.

Источник: Refinery29.com