Отрывок из книги Джудит Льюис Герман «Инцест между отцом и дочерью» (Judith Lewis Herman «Father-Daughter Incest», Harvard University Press, 2012). Первое издание книги относится к 1981 году. Другие отрывки из этой книги: «Распространенность инцеста и его отрицание», «Семья патриарха», «Динамика насилия», «Наследие дочери».

«Отношение отца содержит другой определяющий и важный элемент женского развития. Он, не осознавая этого, становится соблазнителем, и благодаря ему агрессивные инстинктивные компоненты психики девочки трансформируются в мазохистские», – Хелен Дойч «Психология женщины», 1944 год.

Мы провели интервью с 20 женщинами, чьи отцы вели себя соблазняюще, но не доходили до открытого инцеста. Их классовая, этническая и религиозная принадлежность была схожа с теми жертвами инцеста, которые рассказали нам свои истории. Как и жертвы инцеста, в основном это были молодые белые женщины с типичной для женщин трудовой занятостью. Как и жертвы инцеста в нашей выборке, все эти женщины проходили психотерапию.

Мы называли «соблазняющим поведением» любое поведение отца, которое имело явную и очевидную сексуальную мотивацию, но которое не включало физический контакт или требование, чтобы девочка хранила его в секрете. Например, некоторые отцы постоянно говорили с дочерями о сексе, посвящали их в детали своих любовных похождений или то и дело допрашивали дочерей, требуя рассказать об их собственном сексуальном поведении.

Другие отцы часто оставляли порнографические материалы таким образом, что они попадались на глаза дочерям. Некоторые обнажали гениталии в присутствии дочерей или тайком подглядывали за дочерями, когда те переодевались. Были и те, которые «ухаживали» за дочерями и вели себя как ревнивые любовники – дарили им цветы, дорогие украшения и сексуальное нижнее белье. Хотя такое поведение не доходило до генитального контакта, оно явно указывало на навязчивый сексуальный интерес отцов к своим дочерям, другими словами, оно было формой скрытого инцеста.

Мы решили провести сравнение между этими двумя группами женщин по трем причинам. Во-первых, мы считаем, что отрытый инцест – это лишь крайняя форма, которую принимают отношения в традиционной семье. На каждую девочку, которую отец вовлекал в инцестуозные отношения, явно приходится гораздо больше девочек, которые выросли в семье со скрытым инцестом. Мы ожидали, что, если мы реконструируем портрет такой семьи, мы обнаружим много общего с семьями жертв инцеста. Это подтвердит концепцию того, что прямой инцест – это лишь один край континуума, преувеличенная форма патриархальных семейных норм, а не отклонение от них.

Вторая причина, по которой мы решили сравнить эти две группы женщин, была в том, что мы надеялись выявить те семейные характеристики, которые повышают риск прямого инцеста, а также те характеристики, которые предотвращают развитие инцеста.

Наконец, мы провели сравнение между этими двумя группами, чтобы определить специфические долговременные последствия инцестуозного насилия и оценить сравнительный вред прямого и скрытого инцеста. Поскольку респондентки из обеих групп проходили психотерапию, различия в их психологическом функционировании во взрослом возрасте не могли объясняться статусом пациенток среди жертв инцеста.

Как и семьи с инцестом, семьи соблазняющих отцов казались совершенно обычными. Часто они были обеспеченными и пользовались уважением в своих сообществах. Какие бы внутренние проблемы ни существовали в этих семьях, друзья семьи и соседи их не замечали, и уж точно о них ничего не знали службы социальной защиты или полиция.

Карла: «Мои родители постоянно думают о безопасности и о том, что скажут соседи. Для них репутация – это все».

Как и для инцестуозных семей, для них было характерно пуританское и негативное отношение к сексуальным вопросам. В семье тема секса была табуирована, какое-либо половое просвещение детей практически отсутствовало. Женщины, как правило, описывали отношения между родителями как напряженные и прохладные. Физические проявления привязанности между членами семьи были редкими и неловкими. Тела, особенно женские тела, считались грязными, большой акцент делался на чистоте, одежде и внешнем виде. Романтическое отношение отца к дочери процветало не в теплой, терпимой и эмоциональной семье, а в атмосфере взаимного недоверия и нехватки внимания.

Как и в случае инцестуозных семей, между родителями существовало жесткое разделение в соответствии с традиционными половыми ролями. В большинстве случаев соблазняющие отцы были единственными добытчиками, от которых финансово зависели остальные члены семьи. У них была стабильная работа в офисах и на производстве, среди них были бизнесмены и продавцы, врачи и инженеры. У матерей временами была офисная работа на неполную ставку или они «помогали» в семейном бизнесе, но они все равно считали себя в первую очередь женами и домохозяйками. Брак был основой и центром их жизни.

Как и в инцестуозных семьях, отцам однозначно принадлежала роль главы семьи. Тем не менее, в таких семьях отцы значительно реже считали, что они вправе прибегать к физическому насилию для сохранения доминирующего положения в семье. Только 20% дочерей соблазняющих отцов сообщили, что их отцы регулярно прибегали к физическому насилию, по сравнению с 50% жертв инцеста. По описанию дочерей, многие такие отцы были очень авторитарными и вызывали страх. Определенно у них была возможность управлять своей семьей с помощью физической силы, но в отличие от инцестуозных отцов они редко ее использовали.

Мэри: «Он мужчина, который легко злится и выходит из себя, у него есть потребность всех контролировать. Но ему также нужно, чтобы его любили».

Шарлин: «Он крупный, тяжелый мужчина, очень уверенный в себе и доминирующий».

Сьюзан: «Мой отец очень строгий, у него всегда есть свое мнение о морали, очень авторитарный, но он также умеет очаровать».

Меррилл: «Он очень упрямый и контролирующий. Но он честный, трудолюбивый мужчина, который сам всего добился».

Если среди жертв инцеста лишь одна описывала своего отца как «очень мягкого», большинство дочерей соблазняющих отцов считали, что их отцы могли контролировать и ограничивать свою агрессию. Некоторые описывали своих отцов как вежливых, сдержанных, нежных и даже застенчивых.

Пенни: «Он просто ангел – вдумчивый, мягкий, тихий мужчина».

Хотя в этих семьях угроза насилия даже приблизительно не была столь же экстремальной, как в семьях с инцестом, эти дочери, как и жертвы инцеста, постоянно боялись остаться без одного из родителей. Соблазняющие отцы контролировали свои семьи не столько с помощью силы и угроз, сколько с помощью отказа в близости и эмоциональной недоступности. Как и жертвы инцеста, эти дочери считали, что отцы несчастливы в браке, и боялись, что отец бросит семью.

В отличие от инцестуозных отцов, соблазняющие отцы, как правило, были «бабниками». Они совершенно не делали секрета из своего недовольство браком и зачастую даже не пытались скрыть свои романы на стороне от жены. Если измены и скрывались, любимые дочери знали эту информацию – таким образом, сотцы вовлекали их в заговорщические отношения.
Несколько отцов изменяли женам с крайне молодыми женщинами в период подросткового возраста дочери. В двух случаях у них были сексуальные отношения с подругами дочерей.

Как и инцестуозные отцы, многие соблазняющие отцы злоупотребляли алкоголем. В этом отношении между двумя группами не было значительной разницы: примерно 35% женщин в обеих группах считали, что их отцы пили слишком много. Это важные данные, поскольку они доказывают, что опьянение не может объяснять совершение инцеста отцом. Хотя соблазняющие отцы злоупотребляли алкоголем на том же уровне, они не принуждали дочерей к явно сексуальным отношениям. Кроме того, они не подвергали членов семьи насилию в той же степени, что и инцестуозные отцы.

Можно лишь предполагать, по каким причинам соблазняющие отцы в большей степени сдерживали себя. Возможно, что у этих мужчин была сформирована более зрелая личность, и они в принципе в большей степени контролировали свои импульсы. Однако поскольку мы не проводили прямых интервью с отцами из обеих групп, это суждение нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Также возможно, что контролирующим фактором была не личность отцов, а личность и социальные ресурсы матерей.

Дочери соблазняющих отцов описывали своих матерей во многом иначе, чем жертвы инцеста. В целом, можно сказать, что в этой группе матери были более здоровыми, более уверенными в себе, более компетентными, более социально активными и менее изолированными, чем матери в инцестуозных семьях. Только в 15% семей матери были серьезно больны, по сравнению с 55% матерей жертв инцеста. В этой группе не было случаев, когда болезни матери требовали длительной разлуки матери и дочери, не было и случаев материнских смертей.

В этой группе у матерей также было меньше беременностей. Среднее количество детей в семье в данной группе составляло 2,85 – лишь немного выше среднего национального значения, по сравнению с 3,6 детей в инцестуозных семьях.

Поскольку у матерей было меньше детей, о которых нужно было заботиться, их нагрузка дома была значительно меньше, они не были так сильно истощены и перегружены как в инцестуозных семьях. Лишь в одной семье дочь двадцати лет была вынуждена взять на себя обязанности матери семейства.

Как и матери жертв инцеста, такие женщины занимали подчиненное положение по отношению к своим мужьям и имели установку на сохранение брака любой ценой. Тем не менее, они не так терпимо относились к крайним формам насилия, в отличие от матерей жертв инцеста.

Матери в этой группе терпели словесные унижения и психологическое насилие, обходились без уважения или привязанности со стороны мужа, и они осознанно закрывали глаза на пьянство или измены супругов до тех пор, пока об этом не сплетничали посторонние. Однако они отказывались терпеть побои, отказывались сидеть дома и ни с кем не общаться и отказывались от навязанных беременностей.

Поскольку у таких матерей было больше ресурсов, чтобы защитить себя, похоже, что у них также было больше возможностей, чтобы защитить своих дочерей от прямого сексуального насилия. Это было так, несмотря на то, что в большинстве случаев отношения между матерью и дочерью были крайне проблемными. По крайней мере, с точки зрения дочерей, в отношениях с их матерями было мало заботы, помощи или доверия. Многие респондентки, как и жертвы инцеста, описывали своих матерей как эмоционально холодных и враждебных.

Мэри: «Моя мать – снежная королева, холодная, жадная. Она обрекла меня на ад».

Молли: «Мать никогда ко мне не прикасалась. Я не помню, чтобы она хоть раз меня поцеловала. Я знала, что она изначально не хотела меня рожать».

Бет: «Она сама назначила себя на должность мученицы и страдалицы семьи. «Вечно мне достается». На самом деле, она много болеет, и я всегда старалась угодить ей и позаботиться о ней, но ей все было мало. Моя сестра у нее в любимицах. Она была маленькая мисс совершенство. Мать считает, что она ничего не может сделать неправильно, а я ничего не могу сделать правильно».

Трое из двадцати дочерей сообщили об одинаковых семейных мифах, а именно, о том, что они причинили серьезный вред и боль матерям во время родов. Эта легенда использовалась, чтобы объяснить и рационализировать отвержение со стороны матери, и она стала символом глубокого конфликта в материнско-дочерних отношениях.

Бет: «Она никогда не упускала случая припомнить, как я ей все внутренности покорежила. Я раньше ужасно виноватой себя чувствовала. Но потом я узнала, что ей могли сделать операцию, чтобы все исправить. Это была даже не очень серьезная операция, но она отказалась ее делать. Она лучше будет ходить и мучиться, лишь бы было чем меня попрекнуть».

Открытое соперничество было явной особенностью отношений многих дочерей со своими матерями. Многие матери старались донести до дочерей мысль о том, что самая важная, возможно, единственная важная цель в жизни – найти и удержать мужчину, и что ценность женщины полностью определяется ее успешностью в привлечении внимания мужчин. Матери внушили дочерям идею о том, что в этом мире мужчины всегда должны стоять на первом месте, и что каждая женщина должна быть сама за себя.

Молли: «Если я оказываюсь рядом с мужчиной, она тут как тут, пытается залезть на мою территорию».

Особенно сильным было соперничество за внимание отца.

Пенни: «Моя мать – сука и стерва. Не знаю, почему папочка остался с ней, она ему жизнь испортила. Мы с папочкой отлично понимаем друг друга. А если моей матери это не нравится, то это ее проблемы».

Чувство соперничества часто скрывало глубокую потребность в материнской заботе и защите. Как и жертвы инцеста, многие из этих женщин чувствовали, что их матери в какой-то степени принесли их в жертву их отцам.

Хотя матери, вроде бы, возмущались «особыми отношениями» отцов и дочерей, последним казалось, что матери втайне поддерживали или, по крайней мере, мирились с этими отношениями.

Барбара: «В то время отец хотел развестись с матерью и жениться на другой женщине. Он какое-то время ходил на сторону. Мать не хотела разводиться, потому что ей не хотелось быть разведенкой, или чтобы другие женщины получили деньги. Она ведь была рядом с ним, когда он был беден, помогала ему развивать бизнес, так что она хотела получить урожай. Она также рассуждала про «детей», но поскольку она все еще с ним, «дети» не имеют к этому отношения. В какой-то момент, кажется, мне тогда было лет четырнадцать, у меня появилась уверенность, что он останется (было почти невозможно получить развод без согласия жены), но что меня использовали как часть сделки».

Как и жертвы инцеста, дочери соблазняющих отцов воспринимали свои отношения с отцами как привилегированные и особенные. Однако в отличие от жертв инцеста, этим женщинам не приходилось хранить в тайне правду об этих отношениях, и их отцы даже не пытались скрывать свой фаворитизм. В семье таких женщин часто считали «папочкиными принцессами» или «папочкиными дочурками». Их отцы часто проводили с ними больше времени, чем с другими детьми или их матерями, а если их отцы злились или расстраивались, то они обращались к дочерям за успокоением и утешением.

Хотя обычно дочерям нравился особый статус, по ряду причин они чувствовали амбивалентность по отношению к нему. Во-первых, сколько бы внимания ни оказывали им отцы, дочери всегда осознавали, что это привилегии, которых их могут в любой момент лишить.

Эйлин: «Мне не комфортна роль его дочери. Как будто я никогда ей и не была. Когда я стала постарше, я чувствовала себя как его жена. Я думаю, такой у него способ быть отцом. Я никогда не знала, будет он рядом или нет. Я даже не ожидала, что он будет последовательным. Он не уделял мне внимания просто так, его надо было завоевывать. А чтобы завоевать его внимание, нужно было быть очаровательной маленькой девочкой».

Дочери чувствовали, что особый интерес отцов к ним не появлялся в ответ на их собственные потребности в родительской заботе, но объяснялся потребностями самих отцов. В лице любимой дочери отцы находили полностью зависимое от них существо, которое будет угождать и льстить им, и которое они могут контролировать.

Любимая дочь также становилась их пешкой в борьбе за власть в браке. Подчеркивая особые отношения с дочерью, отцы сводили счеты со своими женами за реальные или выдуманные ими обиды. Кроме того, так они побуждали своих жен активно соревноваться с дочерью за их внимание.

Поскольку дочерей вовлекали в супружеские конфликты в качестве соперниц матери, их раздирали противоречивые чувства. В конечном итоге, они чувствовали, что за возможность угодить отцу им необходимо заплатить отчуждением от матери. Они платили за свой особый статус в семье своими страданиями от ревности и враждебности со стороны матери, а зачастую и со стороны сестер и братьев.

В одной семье миф о соперничестве матери и дочери начался с рождения как вопрос жизни и смерти, потому что отец напрямую отверг свою жену и оказал предпочтение дочери.

Мэри: «Предполагается, что я почти убила мать, когда родилась. И мой отец сказал, что если надо будет выбирать между жизнью матери и жизнью дочери, то пусть спасают дочь».

Эта ужасающая версия семейного романа иллюстрирует крайнюю степень отчуждения между матерью и дочерью, которое доходит до того, что дочь принимает на себя ответственность за него («Я почти убила свою мать»). История также иллюстрирует степень контроля над своей жизнью, который члены семьи приписывали отцу – с их точки зрения он обладал абсолютной властью, даже мог решать, кому из них жить, а кому умирать.

Вопрос контроля также приводил к конфликтам для дочерей, поскольку «особые отношения» с отцами мешали их стремлениям к независимости и автономии. Несмотря на то, что дочери ценили внимание отцов, они чувствовали недовольство из-за того, что отцы старались монополизировать их время и контролировать все, что они делают.
Бет: «Он все время старался остаться со мной наедине. Иногда мы с ним ели отдельно от остальной семьи. Каждый день я должна была сразу после школы идти домой, потому что он ждал меня. Мы ходили кататься вместе и обнимались. Мне нравилось внимание, но иногда мне не хотелось идти домой. Я хотела играть с другими детьми».

Часто интерес к дочерям перерастал в дотошное наблюдение за их одеждой и внешностью. Дочери чувствовали, что их тела им не принадлежат.

Мэри: «Однажды моя мать подстригла меня, и отец как с цепи сорвался. Он вел себя так, словно это были его волосы, а не мои, и у меня не было права их подстригать».

Ощущение нарушения границ было особенно сильным, когда отец наиболее открыто выражал свой сексуальный интерес.

Карла: «Я всегда нервничала, когда оставалась наедине с ним. Он напивался так, что еле стоял на ногах и путался в словах. Он заходил в мою комнату, садился на кровать и целовал меня, говорил, как сильно он меня любит. Однажды он прижал меня к кровати. Он тяжело дышал, и я чувствовала запах перегара. Это было отвратительно. У меня была одна мысль: “Уберите от меня этого пьяницу”».

Подобные противоречивые чувства появлялись в детстве, и они достигали пика, когда дочери становились подростками. Как и инцестуозные отцы, соблазняющие отцы часто остро реагировали на половую зрелость дочери. Многие становились крайне ревнивыми и пытались ограничивать дочерей и следить за каждым аспектом их социальной жизни.

Салли: «Папа ездил за мной на машине, когда я ходила на свидания. Мы с мальчиком сидим в пиццерии, и вдруг откуда ни возьмись появляется мой отец. Это не было совпадением».

Барбара: «Мой отец физически ничего со мной не делал, хотя я помню, как отказывалась мыть посуду, потому после этого он меня всю слюнявил «от большой любви». Но каждое воскресное утро он устраивал настоящий процесс инквизиции насчет того, что именно я делала прошлым вечером. Он еще соревновался с моими парнями – заходил в комнату, где я была с парнем, и демонстрировал свои мускулы. Еще он говорил мне: 1) он найдет мне парня, когда придет время; 2) когда-нибудь я стану уличной проституткой; 3) ни один мужчина не женится на мне, если я не буду девственницей; и 4) если я забеременею, мне не надо убегать из дома».

Подобная слежка объяснялась пуританским неприятием секса. Отцы старались внушить дочерям, что секс – это зло и позор, однако в то же время они продолжали демонстрировать явно сексуальную одержимость дочерями. Некоторые дочери считали, что их отцы по сути обвиняли их в сексуальных чувствах, которые они к ним испытывали.

Шарлен: «Отец говорил, что не хочет, чтобы я хвостом по всему городу вертела».

Мэри: «Когда мне было двенадцать, отец застукал меня с выпивкой. Он воспользовался этим как предлогом, чтобы снять дверь с моей спальни. Сказал, что это он за мной присматривает. И правда, присматривал, особенно когда я переодевалась».

Другие отцы, возможно, для того, чтобы не впасть в агрессию и паранойю, полностью отгораживались от своих дочерей, когда те начинали проявлять интерес к мальчикам своего возраста. Их реакция на развитие сексуальности дочерей сводилась к попытке полного контроля или полному отвержению. По сути, они сообщали своим дочерям следующее: «Пока ты остаешься моей маленькой девочкой, все будет хорошо, но если ты вырастешь – поплатишься».

Донна: «Когда я начала превращаться в женщину, мы потеряли нашу близость. Ему никогда не нравились мои парни, он все время их критиковал. Казалось, что я его пугаю, как будто я была кем-то, с кем лучше не связываться. Я воспринимала это как полное отвержение и гадала, что же я сделала не так».

Таким образом, дочери соблазняющих отцов узнавали, что у них есть два пути в жизни. Они могли остаться хорошими маленькими папиными девочками, увязшими в отношениях на грани флирта, сексуальный аспект которых все время присутствует, хоть и не признается, или они могли попытаться стать независимыми женщинами, хотя при этом у них не будет помощи матери, но будет риск отцовского гнева и отвержения. Они становились взрослыми, полностью освоив сложное искусство угождения мужчине, но при этом они ничего не знали о том, как угодить самим себе. Другими словами, их хорошо подготовили к традиционной женственности.

Несмотря на повышенный семейный стресс в подростковый период, дочери соблазняющих отцов не впадали в такое же отчаяние, как и жертвы инцеста. Ситуация дома была неприятной, но не невыносимой. В отличие от жертв инцеста, эти женщины не шли на крайние меры, чтобы вырваться из своей семьи. Только одна из двадцати женщин предпринимала попытку убежать из дома, в отличие от 13 из 40 жертв инцеста. Ни одна из женщин не пыталась добиться, чтобы ее поместили в школу-интернат или систему государственной опеки над детьми. В отличие от жертв инцеста, эти женщины также более успешно избегали ранней беременности и замужества. Только три женщины из 20 забеременели в подростковом возрасте (15% по сравнению с 45% среди жертв инцеста), и большинство женщин оставались незамужними в двадцать с лишним лет.

На момент проведения исследования, хотя средний возраст двух групп женщин отличался менее чем на год, более половины дочерей соблазняющих отцов все еще были не замужем, хотя 63% жертв инцеста уже вступали в брак. Поскольку соблазняющие отцы не требовали открыто сексуальных отношений, они не вынуждали дочерей вступить в связь с первым же мужчиной, который покажется способным их защитить. Они предоставляли своим дочерям больше времени, чтобы повзрослеть.

Поскольку эта группа женщин не была вынуждена слишком рано покинуть свои семьи, они также смогли продолжить образование, не прерывая его слишком рано. В результате, академические достижения в этой группе были значительно выше, чем среди жертв инцеста. У 30% женщин из этой группы было высшее образование по сравнению только с 8% жертв инцеста. Это было верно несмотря на то, что обе группы были схожего социального класса и вероисповедания, и обе группы выросли в семьях, где достижения женщин не поощрялись. Данный разрыв был тем более заметен, если учесть впечатляющую способность жертв инцеста к работе.

Дочери соблазняющих отцов, в отличие от жертв инцеста, имели достаточную социальную поддержку в подростковом возрасте и ранней взрослой жизни, так что у них было больше возможностей завершить формальные программы обучения. Жертвы инцеста, несмотря на свои способности, просто находились не в том положении, чтобы это позволить.

Во взрослой жизни дочери соблазняющих отцов в целом были более благополучны, чем жертвы инцеста, как материально, так и психологически. Как правило, они не чувствовали себя заклеймёнными, помеченными и навсегда отрезанными от нормального общества. У них не было подтвержденной негативной идентичности. Они не описывали себя как ведьм, сук и шлюх. Хотя многие из них жаловались на депрессию, их симптомы депрессии не были такими же тяжелыми, как и у жертв инцеста. Только одна из группы 20 женщин (5%) злоупотребляла алкоголем и наркотиками, и только одна предпринимала попытку суицида, по сравнению с 35% и 38% соответственно среди жертв инцеста.

Как группа, данные женщины также в среднем были лучше способны защититься от крайних форм насилия или разрушительных отношений. Ни одна из женщин не терпела побои от мужа или любовника, по сравнению с 28% жертв инцеста. Три женщины (15%) были жертвами изнасилования на улице, то есть общая распространенность изнасилований в этой группе была такая же, как и в группе жертв инцеста. Тем не менее, их реакции на изнасилования значительно отличались – во время кризисного периода эти женщины в среднем чаще обращались за помощью и выражали больше гнева по отношению к насильникам, чем жертвы инцеста. Их копинговые стратегии после изнасилования также были значительно более адаптивными, чем у жертв инцеста. Они не считали, что заслуживали изнасилования.

Хотя дочери соблазняющих отцов во многих отношениях были более благополучны, чем жертвы инцеста, опыт в семье не прошел для них полностью даром. Многие их проблемы казались похожими на проблемы жертв инцеста, просто присутствовали в меньшей степени. Например, хотя они в целом не страдали от такой же серьезной депрессии, как и жертвы инцеста, у большинства (55%) были основные симптомы депрессии. И хотя только у 10% из них был преимущественно негативный образ себя, по сравнению с 60% жертв инцеста, они столь же редко описывали себя преимущественно в позитивном ключе. Большинство (80%) имели двойственный или смешанный образ себя – они то думали о себе как о «хороших девочках», то как о «плохих девочках». С одной стороны, они видели себя в идеализированной роли «папиной принцессы», с другой стороны, им не удавалось полностью подавить скрытые инцестуозные элементы в отношениях с отцами, и они воспринимали себя как маленьких соблазнительниц, которые вызывали плотский интерес у отца и ревность у матери.

Многие женщины говорили о том, что они ведут «двойную жизнь», некоторые на самом деле имели секретную сексуальную жизнь. Одна женщина, например, работала в массажном салоне, скрывая этот факт от друзей и семьи, и одновременно у нее была неоплачиваемая работа в компании отца. При этом она чувствовала себя проституированной в обеих ситуациях.
У другой женщины развились выраженные диссоциативные личности – «хорошая» и «плохая», у каждой было свое имя, одежда, привычки и друзья. «Хорошая девочка» была послушной скромницей, которая хотела всем угодить, ей нравилось оставаться дома и готовить для своего мужа. «Плохая девочка» ходила по барам, напивалась и снимала мужчин. Она была активной, агрессивной и жесткой. Эта женщина переживала эти две личности как постоянно воюющие друг с другом, и чувствовала, что от нее не зависит, какая личность будет доминировать в ней в тот или другой момент. Однако в отличие от классических описаний множественной личности она не страдала от амнезии в период конфликтующих состояний личности.

Во взрослой жизни дочери соблазняющих отцов поддерживали двойную идентичность, которая сформировалась в их семьях. Они были «хорошими девочками», которые прилежно заботились о потребностях своих отцов, и которые выполняли свой скрытый долг по «сохранению семьи», и в то же время они были «плохими девочками», которые занимались опасным флиртом с взрослой сексуальнсотью и подошли слишком близко к нарушению табу на инцест. Став взрослыми женщинами, они продолжали чувствовать себя запутавшимися и неуверенными в том, какая же «я» настоящая. Большинство пытались соответствовать образу «хорошей девочки», который очень часто включал совершенно невозможные стандарты достижений.

Всех их преследовал страх, что за их внешним фасадом скрывается отвратительная личность, которую рано или поздно разоблачат, или же она завладеет ситуацией.

В то время как жертвы инцеста зачастую были вынуждены резко и слишком рано отделиться от семьи, дочери соблазняющих отцов во многих случаях вообще были неспособны расстаться с родительской семьей. Даже выйдя замуж или начав жить самостоятельно, многие женщины из этой группы продолжали поддерживать очень тесную связь со своими отцами. У некоторых так и не получилось прекратить изначальные соблазняющие отношения. Будучи взрослыми женщинами, они продолжали возвращаться домой, чтобы прислуживать и заботиться о своих отцах, либо они позволяли своим отцам вмешиваться в их личные дела. Поскольку сексуальная природа отношений была неоднозначной, дочерям было сложнее положить им конец. Одна дочь, наконец, попыталась ограничить «ухаживания» отца. На тот момент ей было около двадцати пяти лет, и она уже жила отдельно несколько лет:

Сьюзан: «Раз в месяц он заявляется в моей квартиру с цветами и подарками. Он хочет, чтобы я готовила ему ужин со свечами и прислуживала ему как какая-то куртизанка, пока он рассказывает мне о своих любовных похождениях. Когда я сказала, что не хочу, чтобы он продолжал это делать, он отреагировал как султан, который чем-то недоволен».
Другие просто мирились с продолжением «романа» или держались за него даже после замужества:

Пенни: «Я никогда не буду слишком взрослой, чтобы сидеть у папочки на коленях».

Некоторые женщины сумели установить определенную физическую дистанцию с отцами, но они все равно чувствовали постоянное присутствие отцов в своих фантазиях. У одной женщины были повторяющиеся сны о том, что ее отец силой проникает в ее квартиру. Другой женщине во время близости с мужчиной представлялось, что отец знает, что происходит, и в любой момент он может появиться здесь и силой забрать ее домой. Многие женщины чувствовали, что они так и не смогли установить границы своей частной жизни со своими отцами, у них сохранялось чувство, что за ними наблюдают, что в их жизнь вторгаются или окружают. Хотя эти женщины достигли чувства автономности, у них сохранялось ощущение, что им нужно быть постоянно настороже, или отцы снова вернут их в инфантилизирующие отношения:

Аманда: «Он твердил, что мне нужно образование, но, когда я получила магистерскую степень, он даже не написал, чтобы поздравить меня. Он не пришел ко мне на свадьбу, но предложил всяческую помощь, когда я разводилась».

Как и жертвы инцеста, дочери соблазняющих отцов испытывали сложности в личных отношениях. У них также была тенденция переоценивать мужчин и недооценивать женщин. Их дружеские отношения с женщинами, как правило, были поверхностными или вообще отсутствовали. В лучшем случае, они рассматривали других женщин как тех, с кем можно говорить о мужчинах, в худшем случае в женщинах видели соперниц. Многие респондентки были вовлечены в любовные треугольники с другими женщинами.

Одиль: «Она была моей лучшей подругой, я ей доверяла, а теперь она встречается с моим мужем. И он обращается с ней так же, как и со мной. Умом понимаю, что я должна радоваться, что избавилась от него, но я скорее ревную к ней».

В своих отношениях с мужчинами многие из этих женщин продолжали искать властного, привлекательного защитника – «хорошего папу». Большинство мужчин, которых они встречали, не дотягивали до этого идеала. В результате, для личной жизни этих женщин было характерно повторение одного и того же цикла – сильное романтическое увлечение с идеализацией, за которым следует разочарование и злость.

По сравнению с жертвами инцеста, эти женщины в меньшей степени были готовы мириться с насилием партнера, однако у многих из них были многочисленные отношения с мужчинами, которые сильно их разочаровали. Как правило, их привлекали замкнутые и эмоционально недоступные мужчины, либо контролирующие и доминирующие мужчины. Многие осознавали, что их любовники напоминают их отцов:

Донна: «У меня не особо был выбор. Когда мы с мужем познакомились, он сразу же сказал, что мы поженимся. Тогда мне стало так спокойно. Я выбрала крайне доминирующего мужчину. Он мог меня взбудоражить, чтобы я продолжала расти».

Карла: «Мой парень совсем как мой отец. Он очень доминирующий, все время мне приказывает. Я чувствовала себя мусором. Когда он бросил меня, я начала сильно западать на недоступных мужчин. Похоже, меня привлекает только такой тип».

Одна женщина описывает, как ее интенсивные отношения с отцом негативно повлияли на ее выбор мужчин:

Донна: «Я выбирала эмоционально неуравновешенных партнеров, байкеров. Это был мой способ свести счеты с отцом».

Только недоступные или доминирующие мужчины казались достаточно привлекательными для того, чтобы с ними стоило связываться. В результате, лишь немногие женщины смогли установить с мужчинами отношения, основанные на взаимности.

Их любовные романы воспроизводили динамику отношений их родителей. Многие женщины обнаруживали, что они начинали повторять поведение своих матерей, которых они так презирали – они направляли все свои усилия на проект по удержанию и ублажению капризного мужчины.

Эйлин: «Моя мать всегда говорила мне, как важно, чтобы о тебе заботился мужчина. Я думаю, что я все еще ищу идеального мужчину, комбинацию матери и отца. Все еще изображаю кокетливую маленькую девочку».

Как и жертвы инцеста, многие дочери соблазняющих отцов (50%) жаловались на сексуальные проблемы. Воспоминания о навязчивом внимании отца и неодобрении матери, похоже, мешали им реагировать сексуально.

Эйлин: «Мои первые знания о сексе сводились к тому, что секс – это плохо. Я чувствовала, что я должна отрицать свою собственную сексуальность. Очевидно, что я реагирую в постели, и мужчины говорят, что я сексуальная. Но у меня не бывает оргазмов. Если я сильно возбуждаюсь, то я начинаю плакать».

Как и в случае с жертвами инцеста, подобный синдром среди дочерей соблазняющих отцов был описан другими клиницистами, но на уровне описания случаев, а не в рамках контролируемых исследований. В 1934 году психоанатикесса Карен Хорни описала «распространенный современный женский тип», который удивительно точно напоминает многих дочерей соблазняющих отцов: «Центральная проблема здесь не в подавлении каких-либо любовных устремлений, а в эксклюзивной сосредоточенности на мужчинах. Эти женщины словно одержимы одной-единственной мыслью: «У меня должен быть мужчина». Эта навязчивая мысль приобретает такую сверхценность, что поглощает любые другие мысли, так что по сравнению с этим все остальные сферы жизни кажутся застывшими, пресными и бессмысленными».

Хорни считала, что данный тип личной проблемы происходит из родительской семьи, где существовало активное соперничество между матерью и дочерью, а также ранняя сексуальная стимуляция дочери со стороны отца или старшего брата. Хотя она не называла отцов своих пациенток «соблазняющими», ее описания дают понять, что как минимум в некоторых случаях они были именно такими: «В другом случае отец сексуально домогался пациентку, начиная с возраста четырех лет, с приближением подросткового возраста эти поползновения становились все более откровенными.

Одновременно он не только полностью зависел от матери… он также подпадал под чары других женщин, так что девочка рано осознала, что была для отца лишь игрушкой, которую в любой момент можно отложить в сторону».

Наконец, Хорни настаивала на том, что успешная терапия с такими женщинами возможна только при «раскрытии и проработке деструктивных побуждений, направленных против других женщин», равно как и чувства вины, которое было неразрывно связано с этими побуждениями (4). Мы обнаружили, что это же верно для психотерапии жертв инцеста и дочерей соблазняющих отцов. Только когда дочери преодолевают свою озлобленность на матерей, они могут научиться уважать всех женщин, включая самих себя.

В целом, женщины, которые выросли в присутствии скрытой или легкой формы инцеста, демонстрируют легкие формы синдрома, характерного для жертв инцеста, во взрослом возрасте. Как и у жертв инцеста, у них была тенденция чувствовать презрение к женщинам и переоценивать мужчин. Как и жертвы инцеста, они испытывали множество трудностей в создании положительных личных и сексуальных отношений, и эти трудности, в конечном итоге, сводились к их недостатку уважения к самим себе.

Тем не менее, в отличие от жертв инцеста у них не развивалось подтвержденной негативной идентичности, которая была бы связана с ролью хранительницы ужасного секрета. Они не считали себя однозначно порочными и не чувствовали, что обречены на исключение из нормального общества. В результате, им удалось избежать наихудших страданий жертв инцеста. У них не было ощущения, что они заслуживают физическое насилие, и они не совершали попыток уничтожить себя.

Сравнение свидетельств дочерей соблазняющих отцов и жертв инцеста также демонстрирует другие важные отличия. В частности, это сравнение показывает, насколько важную роль играет мать и власть матери в семье для защиты детей. Самый высокий риск развития открытого инцеста существовал для семей, где матери были необычно беспомощными, как правило, в результате продолжительного физического насилия, инвалидности, психических заболеваний или бремени многочисленных родов. В тех семьях, где родительская власть была ближе к равенству, открытый инцест так и не развивался, даже при наличии явного сексуального интереса отцов к своим дочерям.

Матери, которые были способны компетентно функционировать в рамках своей традиционной роли, и которые не терпели физическое насилие, защищали своих дочерей от инцеста, даже несмотря на враждебные и отчужденные отношения с дочерью. Похоже, что самый эффективный барьер для открытого инцеста – это не самоконтроль со стороны отца, но степень социального контроля, который есть у матери.

В то же время, сходства в том, как все дочери описывали свои семьи, поразительны. Обе группы женщин выросли в очень традиционных, патриархальных семьях. Физический и экономический контроль в семье полностью принадлежал отцу. Половые роли в семье были очень традиционными и косными. В семьях превалировала консервативная религиозность и сексуальная мораль, которая включала очень подробный двойной стандарт в отношении сексуального поведения.

Два типа семей скорее различались по степени, а не по сути. В семьях с открытым инцестом мужское доминирование доходило до самой крайней, патологической формы. Семьи со скрытым инцестом были больше похожи на вариант существующей нормы. В обоих типах семей дочерям внушалось, что отцы – главные, матери подчиняются отцам, обычное положение женщин заслуживает лишь презрения, но для фаворитки властного мужчины возможны исключения. И эти уроки вовсе не являются чем-то необычным, скорее это распространенный опыт в жизни маленькой девочки.

Свидетельства дочерей из семей обоих типов также показали, что открытый инцест во многих отношениях более разрушителен, чем скрытое инцестуозное поведение. В отличие от жертв инцеста, дочери соблазняющих отцов не имели таких же крайних психических симптомов в детстве и подростковом возрасте. Им могло быть крайне неуютно и тоскливо в своих семьях, но, по крайней мере, они не были вынуждены слишком рано покидать их. Конечно, ситуация создавала препятствия для нормального взросления, но они не были непреодолимыми.

В обеих группах разрушительные последствия искаженных отношений между отцом и дочерью можно было наблюдать во взрослой жизни. Патологические последствия открытого и скрытого инцеста были по природе схожи и варьировались скорее по степени, когда у дочерей соблазняющих отцов и жертв инцеста развивались одни и те же симптомы разной тяжести. Эти наблюдения позволяют прийти к выводу, что и открытый, и скрытый инцест причиняют вред, но вред открытого инцеста намного больше.

Схожие особенности жертв инцеста и дочерей соблазняющих отцов опять же подтверждают утверждение о том, что инцест – это распространенный паттерн традиционной женской социализации, просто доведенный до патологической крайней степени. Скрытый инцест способствует формированию личности женщин, которые переоценивают мужчин и обесценивают женщин, включая себя самих. Открытый инцест способствует формированию личности женщин, которые считают своим долгом быть мученицами и терпеть сексуальное рабство.

Таким образом, те люди, которые считают мазохизм, самопожертвование и подчинение мужчинам желательными характеристиками взрослой женщины, вряд ли увидят что-то вредное в инцесте. Вполне возможно, они придут к выводу, что немного отцовского соблазнения необходимо для развития женственности. Но для всех, кто предпочитает образ свободных женщин, будет очевидно, что инцест – это практика уничтожения женщин, наравне с увечьями половых органов или бинтованием ног.