Отрывок из книги Джудит Льюис Герман «Инцест между отцом и дочерью» (Judith Lewis Herman «Father-Daughter Incest», Harvard University Press, 2012). Первое издание книги относится к 1981 году. Другие отрывки из этой книги: «Распространенность инцеста и его отрицание».

«Эти отцы… склонны к злоупотреблениям властью во всех возможных смыслах. Нередко они стремятся к укреплению доминирующего положения с помощью социальной изоляции членов семьи от окружающего мира. Шведские, американские и французские исследования снова и снова указывали на положение патриарха среди таких отцов, которые устанавливают “старинный семейный уклад”», – Герберт Мэйш, «Инцест», 1972 год.

Мы провели исследование среди 40 женщин, переживших инцест со своими отцами, которые поделились с нами своими историями. Большинству из них было за 20 или 30 с небольшим лет. На момент встречи с нами большинство были замужем, некоторые уже развелись, у половины из них были дети. Они работали на традиционных женских работах: были матерями и домохозяйками, машинистками и секретаршами, официантками и фабричными рабочими, учительницами и медсестрами. Половина были из семей рабочего класса, половина – из семей среднего класса (1). В основном они были из католических семей из штата Массачусетс, где проживали большинство из них. Со стороны они были самой обычной группой женщин. …

Наше определение инцеста в основном опирается на психологическую, а не на биологическую или социальную концепцию. В данном случае под инцестом подразумеваются любые сексуальные отношения между детьми и взрослыми людьми, которые обладают отцовским авторитетом. С психологической точки зрения не имеет значения, является ли взрослый биологическим отцом девочки. Важно то, что их отношения – это, по сути, отношения между родителями и зависимыми от них детьми. Большинство наших респонденток (31 женщина или 78%) подвергались сексуальному насилию со стороны своих биологических отцов. Пятеро подвергались насилию со стороны отчимов, еще 4 со стороны приемных отцов.

Под сексуальными отношениями мы подразумеваем любой физический контакт, связанный с требованиями секретности. С биологической или социальной точки зрения инцестом считается только вагинальный половой акт, который может привести к дефлорации или беременности. Такое узкое определение отражено в уголовном законодательстве многих штатов, и многие люди именно так понимают инцест. С точки зрения взрослого мужчины, если проникновения полового члена не было, то это «не считается» и сексуальная активность «не доведена до конца».

Тем не менее, с психологической точки зрения, особенно с точки зрения девочки, важна сексуальная мотивация физического контакта и тот факт, что такой контакт должен храниться в тайне от всех остальных людей. Эти факторы играют гораздо большее психологическое значение, чем конкретные действия. В тот момент, когда отец начинает использовать дочь для получения сексуального удовольствия, а также требует скрывать эти контакты от других людей, связь между родителем и ребенком извращается и разрушается.

Тот портрет инцестуозной семьи, который мы смогли описать благодаря свидетельствам наших респонденток, является лишь одной версией очень сложной реальности. Во-первых, это ретроспективный портрет, а воспоминания взрослых о детстве неизбежно связаны с упрощениями и искажениями. Во-вторых, этот портрет нарисован только со слов жертв. Несмотря на эти оговорки, мы можем с уверенностью говорить о достаточно точных описаниях со стороны наших респонденток. В каждом случае свидетельства женщин обладали яркостью и внутренней логикой, которые характерны для верных воспоминаний. Кроме того, свидетельства многих респонденток удивительным образом схожи между собой, и, таким образом, они взаимно подтверждаются. Наконец, общая картина, которая складывается из коллективных свидетельств наших респонденток, во многих отношениях соответствует исследованиям, в которых проводились непосредственные наблюдения за инцестуозными отцами, матерями и семьями целиком.

Семьи наших респонденток по большей части были традиционными, и это еще мягко сказано. Большинство семей были финансово стабильными, регулярно ходили в церковь, в них старательно поддерживался внешний фасад респектабельности. Они практически никогда не оказывались в поле зрения служб психического здоровья, социальной опеки или полиции. Поскольку семьи соответствовали традиционным семейным нормам, окружающие не замечали, какие внутренние проблемы в них существуют.

Марион: «Да, нас можно было назвать «правильной семьей». Мать жила церковью и церковной деятельностью. Отец пел в хоре. Он насиловал меня, когда мать устраивала вечеринки для класса воскресной школы. Никто не замечал, чтобы у нас дома пили или курили. Только Бог знал, что там происходило».

Респондентки описывали своих отцов как идеальных патриархов. Они были «главой семьи» во всех отношениях. Их авторитет в семье был абсолютным, и зачастую он укреплялся силовыми методами. Они были арбитрами социальной жизни семейства, и очень часто им удавалось фактически держать всех женщин семьи под замком. Однако хотя они держали свои семьи в страхе, посторонние люди считали их скорее приятными людьми и нередко восхищались ими.

Сами дочери нередко выражали восхищение сильными сторонами отцов. Большинство таких отцов очень серьезно относились к своей роли «добытчика». Дочери часто упоминали, что их отцы очень много работали, были компетентными, часто даже успешными.

Ивонн: «Мой отец был на все руки мастер. В течение жизни он занимался много чем интересным. Он был менеджером государственного учреждения, представителем строительной компании, даже политиком – баллотировался в Сенат штата. Он был приятным в общении, и ему ничего не стоило уговорить других ему помочь. Я помню, что он был крупным мужчиной, ростом где-то метр восемьдесят, привлекательной внешности».

Кристина: «Мы с сестрами очень гордились, когда видели отца в форме военного летчика. Мы с нетерпением ждали его рассказов про бомбы и про то, как он защищает нашу страну».

31 из 40 отцов были единственными, кто зарабатывал в своих семьях. В это число входили два полицейских, три военных офицера, два врача и два профессора колледжа, а также различного рода бизнесмены, владельцы магазинов, квалифицированные специалисты. Многие работали по многу часов, в том числе на двух и более работах. В этих семьях роль «главы семьи и добытчика» окружалась почти религиозным пиететом.

Лили: «Не имело значения, что происходило в течение недели, мой отец приносил домой чек каждую пятницу. Он брал мою мать за руку, клал в нее чек и закрывал руку, не произнося ни слова».

Компетентность инцестуозного отца в вопросах работы и общественной жизни также была задокументирована во многих предыдущих исследованиях. И. Б. Вейнер в клиническом исследовании пяти таких отцов, направленных к нему на амбулаторное лечение, отмечает, что все эти отцы имели «успешный опыт работы», а их семьи не испытывали «экономических затруднений» (3). Герберт Мэйш в своем исследовании 72 случаев, которые разбирались в судах Германии, описывает преступников как мужчин рабочего класса со средним или выше среднего уровнем трудовых навыков (4). Несколько исследователей также отмечали, что у отцов был уровень интеллекта выше среднего (5). Ноэль Лустиг в своем исследовании шести военных, совершавших инцест, описывает отцов как «обладающих сильной мотивацией поддерживать имидж успешного патриарха семьи в глазах общества». Вне семьи об этих мужчинах думали очень хорошо (6).

Вдобавок, в семьях наших респонденток поддерживалось жесткое разделение обязанностей по половому признаку. Большинство матерей были домохозяйками и не работали вне дома, в финансовом смысле они полностью зависели от мужей. Шесть матерей работали вне дома неполный рабочий день. Только у троих матерей была работа на полный рабочий день. Ни у одной матери не было профессионального образования или навыков, которые могли бы обеспечить ей независимое экономическое выживание.

В этих семьях матери имели второстепенный статус по сравнению с отцами, и это касалось не только профессиональных достижений – их считали ниже по статусу просто потому, что они женщины. Это были семьи с очень традиционным определением половых ролей, и превосходство мужчин в них не ставилось под сомнение.

Кристина: «Отец считал всех женщин глупыми. Он было очень низкого мнения о женщинах, и он постоянно обесценивал мать. Она никогда не могла ему угодить – все было не так».

Предпочтение мужчин выражалось самыми разными способами. Мальчикам в семье предоставлялось гораздо больше свободы и привилегий, чем девочкам, часто их полностью освобождали от обязанностей по домашнему хозяйству. В некоторых семьях оплачивалось образование сыновей, но не дочерей. Одна дочь вспоминает, что во время каждой из многочисленных беременностей матери отец сообщал всем родственникам, что они ждут мальчика.

Во многих семьях у мужчин была прерогатива следить за тем, что делают женщины, и налагать на них ограничения. Отцы поминутно контролировали жизнь своих жен и дочерей, часто они фактически запирали их дома. Мальчикам иногда поручалась роль «помощников шерифа» в деле слежки за женщинами. Многие дочери сообщали нам о том, что их отцы запрещали матерям водить машину, ходить в гости к подругам или вообще делать что-нибудь вне дома.

Ивонн: «Мать была секретаршей, когда она познакомилась с отцом, и она стала его секретаршей. Когда они поженились, родители уехали из родного города матери в Вермонт. Отец сказал ей, что она не должна работать или водить машину, потому что здесь слишком холодно и опасно ездить, когда идет снег. Она больше никогда не садилась за руль и не работала».

Отцы также препятствовали независимым социальным контактам дочерей. По сути отцы консолидировали у себя всю власть в семье, изолируя жену и детей от остального мира.

Шейла: «К нам не ходили гости. Отец был очень замкнутым, мать боялась пускать людей в дом, когда он пил. К нам в дом просто никто не заходил. Моя лучшая подруга жила на другой стороне улицы – люди постоянно входили и выходили из их дома, как будто это был вокзал. Я тогда все думала: как же, наверное, хорошо так жить».

Одна из наиболее определяющих характеристик инцестуозного отца – тенденция контролировать свою семью с помощью физической силы. Половина респонденток сообщили о том, что их отцы регулярно прибегали к физической агрессии, и что они непосредственно наблюдали, как отец избивал их мать.

Часто в семье избивали других детей. Отцы, совершавшие инцест, были очень избирательны при выборе мишеней для побоев – как правило, только одного ребенка выбирали в качестве козла отпущения, в то время как «любимцев» щадили. Дочери очень рано понимали – важно оставаться в фаворе у отца.

Эстер: «Мой отец настоящий мачо и эгоист, образованный сноб, который считал, что женился не на своей ровне. Он был очень умным и творческим. Меня всегда восхищал его интеллект и талант. Но еще он мог вести себя очень своенравно и по-детски, требовать, что все было по его. И раньше, и сейчас у него бывали приступы бездумного насилия, и вся семья перед ним тряслась. Кроме меня, я его не боялась».

Хотя это насилие ужасало матерей и детей, оно не выходило за определенные рамки. Члены семьи не получали достаточно тяжелые травмы, чтобы потребовалась госпитализация, хотя несколько раз ситуация была на грани. Насилие никогда не провоцировало стороннее вмешательство. Хотя казалось, что отцы полностью теряют над собой контроль дома, они никогда не совершали такой ошибки как физическое нападение на посторонних людей. У них не было репутации хулиганов или нарушителей спокойствия. В присутствии вышестоящих авторитетов они могли быть вежливыми, спокойными, даже робкими. Как и в других аспектах семейной жизни, они, похоже, были крайне чувствительны к границам мужских прерогатив, и они не выходили за «социально одобряемые» рамки насилия.

Многие предыдущие исследования признавали роль диктаторов, которую играют инцестуозные отцы в семьях. По словам одного исследователя «доминирующее положение» отца является результатом его «запугивания и контроля над семьей» (7). Другой исследователь описывает отца как «авторитарную главу дома» (8). И в то же время другой наблюдатель указывает, что «в подавляющем большинстве случаев структура семьи была сформирована… доминирующим влиянием мужа и отца» (9).

Другие наблюдатели, тем не менее, описывали таких отцов как «зависимых и неэффективных», «неуверенных» или «слабых, пугливых и уязвимых» (10). В присутствии специалистов эти отцы вовсе не похожи на тиранов, а ведут себя как довольно жалкие мужчины, даже скорее жертвы «доминирующей или слишком контролирующей жены» (11). Противоречие здесь скорее кажущееся – такие отцы легко определяют дисбаланс власти в любой ситуации и меняют свое поведение соответствующим образом. В присутствии других мужчин, наделенных большей, чем у них, властью – будь то полицейские, прокуроры, психотерапевты или исследователи – отцы понимают, что им нужно произвести впечатление жалких, беспомощных и запутавшихся людей. Только за стенами родного дома, где они не встретят эффективной оппозиции, они могут полностью удовлетворять свою потребность в доминировании. Рядом с мужчинами с таким же или большим уровнем власти они становятся подобострастными и готовыми подчиниться.

Мужчины-специалисты, которые не чувствуют никакого страха перед такими мужчинами, часто не могут поставить себя на место женщин и детей и понять, что с их точки зрения отец может выглядеть совершенно иначе. Как признается один эксперт по насилию над детьми: «Многих отцов, совершающих сексуальное насилие, описывают как домашних тиранов… Специалисты, работающие в сфере сексуального насилия, часто встречают отцов, которых именно так им и описывали. Но когда он входит в кабинет, специалист с удивлением обнаруживает, что «агрессивный и непредсказуемый» тиран – это мужчина ростом метр 70, не более 70 килограмм веса и одетый с иголочки. Это совершенно спокойный, но тревожный, затравленный и перетрудившийся мужчина, искренне озадаченный недавними событиями» (12). Крупный мужчина в положении власти, похоже, не видит никакой угрозы в 70-килограммовом мужчине ростом метр 70, который, к тому же, ведет себя безупречно. Но тому же мужчине хватит роста, чтобы запугивать жену и детей за закрытыми дверьми.

Алкоголизм – другая общая характеристика инцестуозных отцов наших респонденток, хотя она и не является определяющей. Более трети респонденток считали, что их отцы слишком много выпивали. Однако, как и в случае с физическим насилием, отцы эффективно прятали злоупотребление алкоголем в стенах дома. Чрезмерное употребление алкоголя серьезно влияло на семейные отношения, в нескольких случаях оно подрывало здоровье отца, но большинство отцов сохраняли способность работать и не привлекать к себе внимания на публике. Если проблемы отца с алкоголем и признавались, то они оказывались в категории «грешок хорошего человека». Лишь несколько отцов получали какое-либо медицинское или психиатрическое лечение в связи с алкоголизмом, впрочем, это относилось и к любым другим проблемам.

Алкоголизм часто пытались связать с совершением инцеста. Например, в одном исследовании среди заключенных сексуальных преступников 46% инцестуозных отцов были диагностированными алкоголиками, что соответствует нашему исследованию. Однако, как указывает исследование, хотя сексуальные преступники-алкоголики часто совершали свои преступления в состоянии опьянения, наивно считать, что алкоголь был тому виной.

Сексуальное насилие, как правило, планируется заранее. При внимательном расспрашивании преступники часто признаются, что они выпили, чтобы набраться смелости для совершения уже запланированного преступления (13).

Хотя отцы наших респонденток умело поддерживали фасад компетентного выполнения социальной роли, их матери часто не были способны справиться с традиционными обязанностями. Более половины (55%) респонденток говорили о том, что у их матерей были длительные периоды тяжелых болезней, когда им требовались частые госпитализации или их матери длительное время нуждались в уходе на дому.

Более трети (38%) дочерей разлучались с матерями в детстве. Это происходило из-за госпитализации матери или ее неспособности справиться с уходом за дочерью, из-за чего они просили кого-нибудь из родственников временно позаботиться о девочке. Трое матерей умерли до того, как выросли дочери, в одном случае в результате суицида. Еще одна мать совершила суицид уже после того, как дочь покинула родительский дом.

Основными причинами инвалидности матерей были депрессия, алкоголизм и психоз. Многие дочери вспоминали, что матери страдали от таинственных недомоганий, из-за которых они казались погруженными в себя, странными и эмоционально недоступными. Одна дочь сообщила, что, когда ей было десять лет, у матери появилась иллюзия, что она умирает от несуществующего рака, и она целый год провела в постели. Многие дочери упоминали странные болезни матерей, которые не поддавались определению.

Джанет: «Она практически была отшельницей. Она была очень одинока. Только когда я была в старших классах, я осознала, насколько странной была моя мать. Мы с сестрами шутили об этом».

Как и в случае с отцами, психиатрические и медицинские проблемы матерей, как правило, не диагностировались и не лечились.

Если в одних случаях причина недомоганий матери могла показаться неясной, в других случаях она была даже слишком очевидной – постоянные навязанные беременности. Среднее количество детей в семье в этой группе составляло 3,6, в то время как среднее национальное значение – 2,2. У семнадцати матерей было четверо или более детей, у пятерых было 8 или более детей.

Хотя некоторые дочери сообщили, что их матери любили малышей и всегда хотели большую семью, во многих случаях беременности просто навязывались женщинам, которые никак не могли предотвратить их.

Рита: «В какой-то степени я виню отца в ее смерти. После рождения седьмого ребенка у нее нашли рак, и ей сказали, что больше беременеть нельзя. Но она не могла это контролировать, не с таким мужчиной как мой отец. Он считал, что если у вас секс, то должен быть ребенок. Он был из тех мужчин, которые говорят, что если я не получу это от жены, то я найду это еще где-нибудь. И еще он из тех мужчин, с которыми не раздвинешь ноги – получишь люлей».

Хотели эти матери много детей или нет, но они физически страдали из-за многочисленных беременностей, и они не справлялись с огромной нагрузкой по уходу за несколькими маленькими детьми.

Кристина: «В 25 лет она весила лишь 44 килограмма. Она была желтой, из-за желтухи – у нее была какая-то инфекция печени. Она была больна во время каждой своей беременности. У нас разница в возрасте едва ли год. Столько детей с такой частотой – моя мать была совсем измотана».

У четырех матерей были дети с тяжелой инвалидностью, уход за которыми забирал у них практически всю энергию.

Многие исследования упоминали неожиданно большое количество детей в инцестуозных семьях. В немецком исследовании Мэйша среднее количество детей составляло 3,48 при среднем национальном 1,8 (14). Этот уровень был даже выше в исследованиях, проведенных в других группах. Например, в исследовании, проведенном среди американского городского населения, среднее количество детей в семьях с инцестом составляло 4,7 по сравнению с 3,9 в группе сравнения (15). Исследование, проведенное среди заключенных инцестуозных отцов, показало, что в среднем у них было 5,1 детей (16). Исследование среди ирландского населения показало, что в инцестуозных семьях было семь детей в среднем, в том время как средний показатель по округу составлял 4,5 (17).

Несмотря на это лишь один исследователь понимал, как связаны размер семьи и беспомощность матери: «Данные в отношении большего количества детей в домах инцестуозных семей… предполагают, что мать была перегружена, возможно, истощена из-за ранних и продолжительных деторождений… Возможно, это позволяет нам объяснить общее равнодушие и пассивность матери в ответ на странности в поведении отца, совершающего инцест» (18).

Экономически зависимая, социально изолированная, больная, отягощенная заботой о множестве маленьких детей – такая мать находилась не в том положении, чтобы бросить вызов доминированию мужа или сопротивляться его насилию. Несмотря на ужасное обращение большинство матерей просто не видели иного выхода, кроме как подчиняться мужьям. Матери передавали своим дочерям веру в то, что женщина беззащитна без мужчины, что брак нужно сохранять любой ценой, и что долг жены – служить и терпеть.

Большинство респонденток описывали своих матерей как слабых и беспомощных. Многие говорили о том, что единственным способом сохранить достоинство в жизни матерей была роль мученицы. Некоторые считали своих матерей сильными женщинами, но под силой в данном случае имелась в виду нескончаемая способность страдать.

Рита: «Она держалась, потому что ей больше ничего не оставалось. Все, что она делала, было жертвой. Она следила за тем, чтобы у всех была еда на тарелке – сама она ела только то, что недоедали мы. Она ходила в одном и том же домашнем платье и одних и тех же тапочках каждый день – никогда не покупала себе новой одежды. Она никогда не делала макияж, никогда не красила волосы, никогда не тратила деньги на себя. Дети были для нее на первом месте».

Энн-Мари: «Она всегда говорила – давай одной рукой и будешь брать второй. Только вот она все отдавала обеими руками и всегда оставалась ни с чем. С ней обращались как с половой тряпкой. Она продала себя и свое самоуважение. Она была рабыней отца».

Ни один из отцов не принимал во внимание состояние здоровья жены и не брал на себя хотя бы часть ее обязанностей по уходу за детьми. На заболевания жен отцы реагировали так, как будто их самих лишили материнского внимания. Они считали, что как добытчики семьи они имеют безусловное право на заботу и обслуживание в своих семьях. И если жена обслуживает недостаточно, то это должны делать дочери.

Всего 32 (80%) респондентки были старшими или единственными дочерями в своих семьях (18). В возрасте до 10 лет почти половина (45%) уже исполняли роль «маленьких матерей» в семье. Они заботились о младших сестрах и братьях, выполняли различные дела по хозяйству. Многие справлялись с такой работой удивительно хорошо для своего возраста. Гордость за свои достижения в роли взрослых становилась их утешением за утраченное детство.

Кристина: «Я видела, что моей матери нужна помощь, она сама бы ее никогда не попросила. Она могла только критиковать и ныть, и это отталкивало моих сестер. Мои сестры ни на что не годились. Так что я просто делала, даже если меня не просили. Я пылесосила, я стирала, я мыла посуду, делала то и се. Так было с тех пор как мне исполнилось… а, девять. Я все еще считаю, что я многое делала гораздо лучше, чем мать».

Независимо от обязанностей по хозяйству, большинству дочерей поручали особую роль в семье – «ответственная за душевное состояние папы». Они улаживали ссоры родителей. Если мать боялась подходить к раздраженному отцу, то дочь шла к нему, чтобы постараться его успокоить. Они стали доверенными лицами отцов, которые очень часто поверяли им свои проблемы и секреты.

Из-за этой роли «маленькой матери» дочери были убеждены, что сохранение семьи – их ответственность. Ни одна из наших респонденток не считала брак родителей счастливым, они знали, что вместе родители несчастны. При этом лишь несколько дочерей мечтали о том, что их родители разведутся, для большинства эта мысль была ужасна, и они делали все возможное, чтобы это предотвратить. Они жили в постоянном страхе, что отец бросит семью, а их матери окончательно развалятся.

Поскольку их «обязанностью» было выслушивать рассказы отца о его проблемах и сочувствовать ему, многие дочери знали о брачных проблемах родителей в подробностях. Жалобы отцов были однообразны и примитивны. Они верили, что их незаслуженно лишили заботы, на которую они имели полное право. Они считали, что жены недостаточно их обслуживают сексуально – они слишком холодны, фригидны, отказываются от секса, недостаточно их любят. …

Все дочери без исключения выделялись отцами в семье как фаворитки – им дарили подарки, освобождали от наказаний, их положение в целом было более привилегированным по сравнению с остальными членами семьи. Многие дочери проводили долгие часы наедине со своими отцами, часто отцы устраивали им совместные приключения, которые они должны были хранить в секрете от остальной семьи.

Кристина: «Он называл меня его мамой-сан, и я массировала ему ноги. Он водил меня в бары. Я считала это крутым. Он мне очень нравился. Я определенно была папиной дочкой».

Девочки, остро нуждавшиеся в заботе и отчужденные от своих матерей, находили в этом особом союзе с отцом то родительское внимание, которого им так недоставало. Внимание отца в какой-то степени компенсировало то внимание, которого им не хватало в отношениях с матерью.

Матери относились к таким особым отношениям с подозрением и враждебностью. Они считали, причем, совершенно справедливо, что союз отца и дочери во многом держится на их общей неприязни к матери. Возмущение матерей вызывало у дочерей чувство вины, но его перевешивала радость, что отец выделяет именно ее. Некоторые даже злорадствовали из-за реакции матери.

Пола: «Признайте, она просто ревновала. Мужчина, которого она любила, предпочитал меня!»

Если подвести итоги: дочери были отчуждены от своих матерей, которых они воспринимали как слабых, беспомощных, неспособных защитить дочерей и позаботиться о них. Отцы отводили им особое положение в семье, в результате чего они принимали на себя многие материнские обязанности. Девочки чувствовали, что сохранение семьи – их прямой долг. Более того, отношения с отцами часто воспринимались ими как основной или единственный источник любви и внимания. И когда отцы начинали требовать от дочерей сексуальных услуг, девочки чувствовали, что единственное, что им остается – подчиняться отцу.